Нейромантик - Страница 67

Мужчина был стар, очень высок, а черты его лица напомнили Кейсу девушку, которую он мельком видел в «Vingtiйme Siиcle». Мужчина был одет в тяжелый темно-бордовый шелковый халат, с отороченными кружевом воротником и обшлагами широких рукавов. Одна его нога была босой, на другой – черный вельветовый шлепанец с вышитой золотом на носке лисьей головой. Мужчина жестом приказал Молли пройти в комнату.

– Медленно, дорогая.

Комната, очень большая, была беспорядочно завалена разнообразнейшими предметами, в большинстве своем неизвестными Кейсу или на первый взгляд бессмысленными. Он разглядел отливающий серой сталью ящик старомодного монитора «Сони», просторную кровать на медных ножках, покрытую овечьими шкурами, с подушками, с виду такими же, как коврики, использующиеся здесь для застилания коридоров. Взгляд Молли метнулся от массивной консоли «Телефункен» к полкам со старинными пластинками, крошащимися от времени и запаянными в прозрачный пластик, от них – к широкому письменному столу с нагромождением электронных плат. Кейс отметил для себя наличие в комнате инфопространственной деки с тродами, но глаза Молли скользнули по ней без особого интереса.

– Если я убью тебя прямо сейчас, – сказал старик, – это будет попросту самозащита. – Кейс почувствовал, как Молли напряглась, готовая к прыжку. – Но дело в том, что именно сегодня вечером я занимаюсь отпущением своих грехов. Как тебя зовут?

– Молли.

– Молли… А меня – Ашпул.

Человек как подкошенный рухнул в огромное мягкое кожаное кресло на квадратных хромированных ножках, но дуло пистолета ни на секунду не оставляло Молли. Старик положил иглострел на низкий медный столик возле кресла, уронив при этом на пол горсть красных прозрачных пилюль. Столик ломился от медикаментов в самых различных упаковках (от пластиковой пленки до бумажных коробочек и стеклянных флаконов), бутылок с алкоголем и мягких пакетиков из тонкого полиэтилена с сыпучим белым порошком. Кейс заметил на столике старинный стеклянный шприц и стальную ложку.

– Как же ты плачешь, Молли? Я вижу, твои глазки скрыты от всех. Мне это ужасно любопытно.

Глаза мужчины были обведены красной каймой, лоб блестел от пота. Он был очень бледен. Он болен, решил Кейс. Или сидит на наркотиках.

– Плакать – не в моих привычках.

– Но как ты будешь плакать, если кто-нибудь все-таки заставит тебя?

– Я плююсь, – сказала Молли. – Слезные каналы заведены мне в рот.

– Ага, значит, ты уже кое-чему научилась – такая молодая. Одной важной вещи.

Старик опустил руку с пистолетом на колени и, не глядя и не затрудняя себя выбором, взял со столика одну из дюжины бутылок с разнообразным спиртным. Отпил прямо из горлышка. Это было бренди. Струйка жидкости вытекла из угла его рта.

– Вот способ сдержать слезы.

Мужчина сделал еще глоток.

– Сегодня вечером я занят очень важным делом, Молли. Я создал все это, и теперь делаю нечто очень важное. Я умираю.

– Я могу уйти так же, как и пришла, – предложила Молли.

Старик издал хриплый смешок.

– Ты вмешалась в мой обряд самоубийства, а теперь хочешь просто уйти? Ты все больше удивляешь меня. Воровка.

– Дело касается моей задницы, босс, это все, что у меня есть. Я просто хочу уйти отсюда целой и невредимой.

– Ты очень грубая девушка. Самоубийствам в этом доме надлежит происходить с большой помпой, в роскошном антураже. Именно этим я сейчас и занят, ясно? И, возможно, сегодня вечером я заберу тебя вместе с собой в ад… В стиле египетских фараонов…

Старик снова отпил бренди.

– Подойди ближе.

Его рука с бутылкой дрожала.

– Выпей.

Молли покачала головой.

– Не бойся, не отравлено, – сказал старик, но поставил бутылку на столик. – Присядь. Садись на пол. Поболтаем.

– О чем?

Молли опустилась на пол. Кейс почувствовал, как ее бритвы выдвинулись из-под ногтей. Совсем чуть-чуть.

– Обо всем, что придет в голову. В мою голову. Потому что сегодня мой вечер. Машины разбудили меня. Двадцать часов назад. Что-то происходит, сказали они, необходимо мое присутствие. Не ты ли обеспокоила их? Хотя, чтобы справиться с тобой, я им не нужен, нет. Что-то еще… а я спал, слышишь, Молли? Тридцать лет. Тебя еще не было на свете, когда я в последний раз погрузился в сон. Меня уверяли, что в холоде нет сновидений. И еще говорили, что самого холода я не почувствую. Это бред, Молли. Ложь. Конечно, я видел сны. Холод позволял внешнему миру проникать в меня, вот что. Внешнему миру. Всему тому мраку, от которого я пытался укрыть нас, для чего создал все это. Сначала это была капля, всего лишь капля, один гран мрака, принесенный холодом… За ней последовали другие, стали наполнять мою голову, как дождь заполняет пустой пруд. Белые лилии. Я помню. Терракотовый пруд, зеркально сверкающие русалки из хрома, лучи закатного солнца блестят сквозь листву сада… Я стар, Молли. Если считать холод, то мне больше двух сотен лет. Холод…

Ствол пистолета неожиданно взметнулся вверх, рука, державшая оружие, затряслась. Мышцы ног Молли были натянуты как струны.

– Вы могли бы сжечь себя заморозкой, – сказала она осторожно.

– Здесь ничего не сожжешь, – раздраженно ответил старик, опуская пистолет. Его скупые движения были откровенно старческими. Он клюнул носом, но с усилием заставил себя держать голову прямо. – Ничего не сгорает. Я вспомнил. Машины сказали мне, что наш разум сошел с ума. Очень давно мы выложили за него миллиарды. В то время искусственный разум был еще очень пикантной темой. Я сказал машинам, что сам разберусь с ним. Неудачное время, в самом деле неудачное, потому что Восемь-Жан в Мельбурне и только наша дорогая Три-Джейн заправляет в лавке. Или, возможно, наоборот, очень удачное время. Может, ты знаешь, Молли? – Старик снова вскинул пистолет. – Что-то странное творится сегодня на вилле «Блуждающие огни».