Нейромантик - Страница 4

– Конечно. Как ты, Линда? Тебе есть, где спать?

– Спать? – Она кивнула. – Да, есть. Конечно, Кейс.

Девушка вздрогнула и наклонилась к нему через стол. Ее лицо было все в бисеринках пота.

– Вот, – сказал Кейс, полез в карман ветровки и выудил смятые полсотни. Машинально разгладил купюру под столом, сложил вчетверо и передал Линде.

– Тебе самому это пригодится, дорогой. Лучше отдай их Вейджу.

Теперь в серых глазах было что-то такое, чего Кейс не мог распознать, что-то, чего он раньше никогда не видел.

– Я должен Вейджу куда больше. Возьми. Я все равно в скором времени ожидаю поступлений, – соврал он, наблюдая за тем, как его новые иены исчезают в кармане астронавтской куртки.

– Когда получишь деньги, Кейс, не тяни и быстрее ищи Вейджа.

– Еще увидимся, Линда, – сказал он, поднимаясь с места.

– Ага. – Под каждым из ее зрачков появилось по миллиметру радужки. Санпаку. – Следи за своей спиной, приятель.

Кейс кивнул, торопясь уйти.

Когда пластиковая дверь за ним закрылась, он еще раз оглянулся и увидел ее глаза среди кружева красных неоновых трубок.

Нинсей, вечер пятницы.

Кейс прошел мимо ларьков с якитори и запруженных мостовых, мимо кофейного франчайзинга «Прекрасная дева», мимо электронной бури аркады. Затем, посторонившись, уступил дорогу сарари в черном, приметив значок «Мицубиси генотех», вытатуированный у него на тыльной стороне правой руки.

Подлинный ли он? Если значок настоящий, подумал Кейс, есть шанс нажить неприятности. Конечно, если сарари сейчас на службе и имеет право прищучить меня. Сотрудникам «МГ» выше определенного ранга имплантируют микропроцессор, отслеживающий мутагенность крови окружающих. Встреча с персоной, носящей такую штуку в башке, могла закончиться экспресс-экскурсией в Ночной Город, прямиком в одну из черных клиник.

Сарари был японцем; вообще же толпы, бродящие по улицам Нинсея, представляли собой многонациональную смесь. Кучки моряков из порта, смурные одиночные туристы, жаждущие удовольствий, не указанных в путеводителях, торговцы из Мурашовника, сбывающие с рук имплантаты и ткани для пересадки, и дюжины дельцов другого рода – все это неспешно текло по улицам в запутанном хороводе похоти, нужды и коммерции.

Существовало бесчисленное множество теорий, объясняющих, почему Тиба-сити допускал существование на своей территории Нинсея, и из всех этих теорий Кейс считал наиболее правдоподобной ту, согласно которой якудза решили сохранить это место в качестве исторического заповедника, как напоминание о своем простом происхождении. Кроме того, он благодаря личному опыту понимал, что создание новейших технологий требует наличия криминальных зон, из чего следовало, что Ночной Город существует не ради своих обитателей, а в качестве преднамеренно созданного полигона технологий как таковых.

Правду ли сказала Линда, думал он, глядя на огоньки над головой. Станет ли Вейдж убивать его, даже в назидание остальным? Это, конечно, не слишком разумно, но Вейдж был заметной фигурой в области незаконной медицины и напрямую работал с учеными-нелегалами, а заниматься этим, по общему мнению, мог только настоящий псих.

Линда сказала, что Вейдж желает видеть его мертвым. Проникновение Кейса в динамику уличного дилерства поначалу осложнялось тем, что ни продавцы, ни покупатели не видели в нем нужды. Основная забота посредника – сделаться необходимым звеном. Та сомнительной прочности ниша в криминальной экологии Ночного Города, которую отвоевал себе Кейс, была добыта при помощи лжи и в течение многих ночей настойчиво укреплялась путем посулов и предательств. Теперь же, чувствуя, что стены этой ниши начинают смыкаться, Кейс ощущал себя на грани странной эйфории.

На прошлой неделе он на несколько дней задержал передачу синтетического экстракта человеческих желез, распродавая товар в розницу, чтобы побольше наварить, хотя точно знал, что Вейджу это не понравится. Вейдж был одним из основных поставщиков подобного товара; он провел в Тибе уже девять лет и входил в число тех немногих дилеров, которым удалось наладить связи с высшими сферами криминальных структур за пределами Тиба-сити. Генетический материал и гормоны спускались в Нинсей по невероятно сложной лестнице, состоящей из множества явных и скрытых ступеней.

Несколько лет назад Вейдж исхитрился проследить путь одной из партий товара и теперь вовсю пользовался стабильными связями с дюжиной городов.

Кейс поймал себя на том, что стоит перед витриной и тупо смотрит в стекло. В этой лавочке, где клиентами были в основном моряки, продавались разные маленькие блестящие штучки. Часы, выкидные ножички, зажигалки, карманные видеокамеры, симстимы, тяжелые манкири и сюрикены. Сюрикены нравились ему больше всего – стальные звездочки с бритвенно-острыми гранями. Одни хромированные, другие непроницаемо-черные. Были и подвергнутые специальной обработке, так, что поверхность приобрела радужную окраску, напоминающую разводы масла на воде. Внимание Кейса привлекли хромированные звездочки. Отливающие серебром, они висели на алой замше, удерживаемые почти невидимыми петлями нейлоновой лески. По центру сюрикенов были вырисованы драконы и ряды иероглифов. Звездочки ловили неоновый свет, отражая его каждая по своему разумению, и Кейсу казалось, что это и есть звезды его странствий; его судьба была записана в созвездиях дешевого хрома, но читалась с трудом.

– Жюль, – сказал он звездочкам. – Надо бы навестить старину Жюля. Он знает, что делать.

Жюлиусу Диану было сто тридцать пять лет, и метаболизм его тела прилежно корректировали еженедельные сеансы гормональной и радиотерапии. Но основой его борьбы с неизбежным старением служило ежегодное паломничество в Токио, где генная хирургия подправляла его ДНК – процедура, невозможная в Тибе. После этого Жюль Диан обычно отправлялся в Гонконг, где заказывал годовой запас рубашек и костюмов. Бесполый, нечеловечески терпеливый и спокойный, как казалось, Жюль не мог принадлежать к миру его официального бизнеса, в особенности при его посвященности в таинства портновского искусства. Кейс ни разу не видел Жюля в одном и том же костюме дважды, при том, что гардероб мосье Диана представлял собой тщательное воспроизведение стилей платья минувшего века. Еще Диан увлекался пенсне в викторианском духе, вполне возможно, действительно необходимыми ему, с линзами, выточенными из тонких пластин искусственного розового кварца и обрамленными паутинкой золотой оправы.