Линду Кейс однажды дождливой ночью повстречал в аркаде, галерее игровых автоматов.
Под светящимися призраками, проступающими сквозь голубое марево сигаретного дыма, – голограммами «Замка колдуна», «Танковой войны в Европе» и «Горизонтов Нью-Йорка»… Такой она и запомнилась ему – лицо утопает в сиянии беспрестанных лазерных вспышек, отчего черты упрощаются до основных линий, щеки пламенеют алым в свете огненных поединков в «Замке колдуна», лоб сияет лазурью – отблесками падения Мюнхена в «Танковой войне», губы слегка отсвечивают горячими золотистыми искрами, которые вышибает из стен каньона между небоскребами летящий на экране глайдер. В тот вечер Кейс был на высоте, только-только переправил пакет кетамина Вейджа в Йокогаму, и деньги за работу уже лежали у него в кармане. Кейс вошел в аркаду с нинсейской мостовой, над которой кто-то просеивал сквозь сито мелкий дождь, и полностью поглощенная своей игрой девушка странным образом бросилась ему в глаза – одно лицо среди дюжин таких же лиц перед экранами. Другой ее образ, врезавшийся Кейсу в память, – Линда, какой он увидел ее через час, когда она уже спала в его припортовой капсуле и очертания ее верхней губы напоминали ему ту линию с изломом посередине, какой дети обычно изображают летящих птиц.
Кейс, окрыленный успехом только что провернутого дела, прошел через аркаду, встал у девушки за спиной и заметил, что незнакомка бросила на него взгляд. Взгляд серых глаз, подведенных карандашом, след которого напоминал размазанную сажу. Взгляд дикого животного, которое застыло на дороге, парализованное светом фар настигающего его автомобиля.
Их совместно проведенная ночь плавно перешла в утро, в билеты на глайдер, в его первое посещение той стороны Залива. Все время, пока они были в Хараюки, дождь не утихал, усыпая бисеринками пластиковый дождевик Линды, а вокруг мимо витрин известных бутиков стайками двигались токийские детишки в белых туфлях и облегающих курточках. В конце концов Кейс с Линдой оказались на гремящей самодвижущейся полночной мостовой, и Линда держала его за руку, как ребенок.
Целый месяц ушел у Кейса на то, чтобы отучить Линду от наркотиков, и лишь тогда из ее ясных глаз исчез животный испуг. Поначалу ему была видна только часть ее сущности, выступающая над поверхностью, подобно айсбергу, но затем айсберг начал таять и дробиться, осколки ненужного уплыли прочь, и пред Кейсом предстала буйная ненасытная страсть, голодная основа наркоманки. Он видел, как девушка бьется в ритме очередного уличного хита, самозабвенно, с полной сосредоточенностью, и вспоминал повадки богомолов, которых продавали в лавочке на Шига, в бамбуковых клетках между аквариумами с карпами-мутантами и ящиками со сверчками.
Кейс уставился в темное кольцо остатков кофе на дне чашки. Это кольцо крутилось с той скоростью, какую Кейс задавал, слегка покачивая чашку, которую держал двумя пальцами. Коричневую пластиковую поверхность стола покрывала патина мельчайших царапин. Кейс – по спине у него пробежал холодок – представил себе бесконечное число случайных прикосновений, потребовавшихся для того, чтобы создать подобный узор жизни. Внутри чайного домика все было отделано в безвестном стиле прошлого столетия, японские традиции непросто сочетались с бледной, почти бесцветной миланской пластикой, но все предметы, казалось, несли на себе такую же тончайшую пленку, будто нервные взгляды и тяжелые эмоции миллионов посетителей определенным образом воздействовали на зеркала и некогда блестящий пластик, оставляя на них следы, затуманивая их поверхность чем-то, что никогда уже не удалить.
– Эй. Привет, Кейс…
Он глянул вверх и встретился с ее серыми, по-прежнему подведенными глазами. На девушке была заношенная французская астронавтская куртка и новенькие белые кроссовки.
– А я искала тебя, приятель.
Линда присела на стул по другую сторону столика, водрузив на столешницу локти. Рукава ее куртки были оторваны возле плеч; Кейс автоматически пошарил взглядом по рукам, выискивая следы уколов.
– Сигаретку? – Она вытащила из подколенного кармашка мятую пачку «Ехэюань» с фильтром и вытряхнула одну для Кейса. Он взял сигарету и прикурил от красного пластикового цилиндра. – Похоже, совсем не спишь, Кейс. Какой-то ты умотанный.
По выговору Линды безошибочно угадывалось место ее рождения – юг Мурашовника, окрестности Атланты. Кожа у нее под глазами была бледной и нездоровой, хотя пока еще молодой и гладкой. Линде недавно исполнилось двадцать. В уголках рта четкие морщинки, следы пережитой горечи, а если приглядеться, можно различить и новые, едва наметившиеся. Темные волосы девушки, зачесанные назад, удерживала повязка из пестрого шелка. Узор на ткани повязки мог представлять собой изображение как электронной микросхемы, так и карты какого-нибудь города.
– Сплю, если вовремя принимаю таблетки, – ответил Кейс, и почти осязаемый вал тоски накрыл его с головой – похоть и одиночество, все неслось на одном и том же гребне амфетаминной волны. Он вспомнил, как пахла ее кожа в жаркой духоте припортовой капсулы, как ее пальцы сплетались у него за спиной.
Это все мясо, подумал он, желание плоти.
– Вейдж, – сказала Линда, нахмурив брови. – Он хочет проделать тебе дырку между глаз.
Она прикурила для себя сигарету.
– Кто сказал? Рац? Ты говорила с Рацем?
– Нет. Мона. Она сейчас гуляет с одним из парней Вейджа.
– Я ему должен не настолько много. И он, конечно, вытрясет из меня деньги, так или иначе.
– Ему задолжала куча народу. Возможно, он решил выставить тебя в качестве примера, Кейс. Серьезно, тебе лучше иметь это в виду.