– Отлично. Но Зимнее Безмолвие сказал, что Арми…
Белый прямоугольник, заполненный в основном безумной голубизной смотрящих в упор глаз, распахнулся на прежнем месте. Язык у Кейса отнялся. Полковник Уиллис Корто, спецназ, боевая группа «Броневой кулак», вернулся. Изображение было расплывчатым, дергающимся, плохо сфокусированным. Чтобы связаться с «Хосакой» на «Маркусе Гарвее», Корто использовал навигационную консоль яхты.
– Кейс, мне нужно доложить о потерях «Бури в Омахе».
– Постойте, я… Полковник?
– Будь на связи, сынок. Помни, к чему тебя готовили.
«Где же ты был все это время, приятель?» – вот о чем хотелось спросить Кейсу у этих полных муки и боли глаз. Зимнее Безмолвие встроил в кататонический остов Корто нечто по имени Армитаж. Он убедил Корто в том, что Армитаж существует на самом деле, и Армитаж получил возможность ходить, разговаривать, строить планы, воспринимать и усваивать информацию, выступать на стороне Зимнего Безмолвия, как, например, в номере отеля «Хилтон» в Тибе… Теперь Армитаж исчез – отброшен прочь, сметен, размолот в порошок вихрем безумия по имени Корто. Где же ты был, Корто, все эти годы?
Ослепленный и пылающий, падал в снега с холодного сибирского неба.
– Кейс, в это тяжело поверить, я знаю. Но ты офицер. Ты помнишь, к чему тебя готовили. Я все могу понять. Но, Кейс, – и Бог тому свидетель, – нас предали.
Голубые глаза наполнились слезами.
– Полковник… э-э-э… кто? Кто предал нас?
– Генерал Гирлинг, Кейс. Возможно, ты знаешь его под псевдонимом. Ты знаком с человеком, о котором я говорю.
– Да, – ответил Кейс, смущенно взирал на потоки слез. – Мне кажется, я знаю, кого вы имеете в виду, сэр. Сэр, – добавил он под влиянием неожиданного порыва, – но, сэр… полковник… что мы должны делать? Сейчас, я имею в виду?
– В настоящий момент, Кейс, наша задача – убраться отсюда. Унести ноги. Прочь. Полагаю, что к завтрашнему вечеру мы сумеем добраться до финской границы. Полетим на ручном управлении над верхушками деревьев. Так, чтобы по подметкам скребло, парень. Но это будет только самое начало, мой мальчик. Самое начало…
Голубые глаза над смуглыми скулами блестели от слез.
– Предательство – на самом верху. На самом верху …
Корто сделал шаг от камеры, на его разорванной белой рубашке мелькнули темные пятна. Если лицо Армитажа было равнодушной непроницаемой маской, то внешность Корто соответствовала стопроцентному шизоиду: его лицевые мышцы непроизвольно подергивались, обезображивая дорогостоящее произведение хирургического искусства.
– Полковник, я вас понял. Прошу вас, полковник, послушайте меня, хорошо? Я хочу, чтобы вы открыли этот, ох… черт, как это называется, Котелок?
– Замок переходного люка, – подсказал конструкт.
– Открыли замок переходного люка. Прикажите с центрального пульта корабельному компьютеру открыть его, хорошо? Очень скоро мы будем у вас, полковник. И тогда мы сможем поговорить о том, как нам убраться отсюда.
Световой прямоугольник исчез.
– Господи, я было подумал, что и ты спятил, – сказал Котелок.
– Токсин, – сказал Кейс, – чертов токсин, – и выключился из Матрицы.
– Яд? – Малькольм смотрел через плечо своего потрепанного голубого «Санио» смотрел на то, как Кейс поспешно отстегивается и выбирается из противоперегрузочного ложа.
– И забери ты, ради бога, от меня эту чертову штуковину… – Кейс дернул за техасский катетер. – Во мне что-то вроде медленно действующего яда, и эта задница, там, наверху, знал, как с ним справиться, а теперь он что твоя бешеная крыса.
Кейс начал рвать застежки на груди своего скафандра, забыв от волнения, как с ними обращаться.
– Твой босс… он что, отравил тебя? – Малькольм почесал пальцем щеку. – Слышь, у меня на борту есть аптечка…
– Малькольм, господи, помоги мне надеть этот треклятый скафандр.
Сионит оттолкнулся от розового пилотского кресла.
– Спокойней, чувак. Семь раз отмерь, один раз отрежь, говорят мудрые люди. Ноги сюда…
В рифленом секционном переходном трапе, ведущем от кормового люка «Маркуса Гарвея» к переходному шлюзу «Ханивы», воздух был, но Кейс и Малькольм тем не менее загерметизировали свои скафандры. Малькольм одолел проход в несколько прыжков, исполнив их с балетной грацией и сделав только одну остановку, чтобы помочь Кейсу, который, покинув «Гарвей», потерял ориентировку в пространстве и неуклюже пополз по настенным скобам трапа. Тени здесь не было, сквозь полупрозрачный пластик пробивался режущий глаза яркий солнечный свет.
Наружная сторона люка «Гарвея» была покрыта вмятинами и заплатами, украшена лазерными завитками Львов Сиона. Кремово-серый входной люк «Ханивы», напротив, был девственно чистым и гладким. Малькольм погрузил затянутую в перчатку руку в узкую щель замка. Кейс увидел как пальцы сионита зашевелились. Над люком загорелся красный индикатор и замигали цифры обратного отсчета от пятидесяти до нуля. Малькольм вытащил руку из замка. Кейс коснулся поверхности люка и сквозь ткань перчатки ощутил вибрацию пришедшего в действие замкового механизма. Овальный люк подался вглубь и начал заваливаться внутрь «Ханивы». Малькольм ухватился за его край с одной стороны, Кейс с другой, и люк втащил их за собой.
«Ханива» была выстроена на верфях «Дорнье-Фудзицу», и ее внутреннее убранство соответствовало той же философии дизайна, что применялась при создании «мерседеса», которым Молли, Кейс и Армитаж пользовались в Стамбуле. Стены узкого переходного шлюза яхты были отделаны имитацией черного дерева, а пол выложен серой итальянской плиткой. У Кейса было такое чувство, будто он вторгается в частное владение какого-то миллионера, но почему-то через кабинку душа. Яхта, собранная на орбите, не была рассчитана на полеты в плотных слоях атмосферы. Ее изящные обводы, напоминающие осиные, и все внешние и внутренние детали делались с расчетом создавать у стороннего наблюдателя впечатление, что яхта высокоскоростная и предназначена для покорения пространства.