Нейромантик - Страница 51

– И тогда я решил, что если смогу сделать зримой хотя бы маленькую часть ее тела, если буду иметь возможность видеть эту часть во всех подробностях…

На матрасе, ладонью вверх, теперь лежала женская рука с бледными белыми пальцами.

Ривейра наклонился вперед и начал нежно гладить руку. Пальцы шевельнулись. Ривейра поднял руку с матраса, поднес ее ко рту и начал лизать кончики пальцев. Ногти на руке были покрыты ярко-красным лаком.

Рука – Кейс это отлично видел – не была отрезана или оторвана от тела; там, где она заканчивалась, кожа плавно скруглялась, целая и невредимая. Ему вспомнились татуированные куски искусственно выращенной плоти в витрине нинсейского хирургического бутика. Ривейра держал руку у губ и водил языком по ладони. Пальцы руки нежно ласкали его лицо. На матрасе появилась вторая рука. Ривейра потянулся к ней, и пальцы первой руки сомкнулись на его запястье – браслет из костей и плоти.

Действие развивалось по законам своей внутренней сюрреалистической логики. Следом за руками появились ноги. Очень красивые. В голове у Кейса пульсировала боль. В горле пересохло. Он допил вино.

Ривейра уже был в постели, полностью обнаженный. Его одежда, естественно, тоже была частью проекции, и Кейс не заметил, в какой миг она исчезла. Черный цветок лежал в ногах кровати, сияя изнутри голубым пламенем. Начал возникать белый, безголовый, идеально совершенный, сверкающий каплями пота торс, и Ривейра ласками воплотил из небытия все тело.

Это было тело Молли. Кейс уставился на сцену, разинув рот. Но это была неправильная Молли; это была Молли, какой представлял ее себе Ривейра. Груди были другими, соски больше, чем на самом деле, и слишком темные. Ривейра и безглавый торс сплелись на постели, мелькали покрытые красным лаком скрюченные пальцы. Матрас теперь был прикрыт накрахмаленной хрусткой желтоватой простыней с вышивкой и кружевами. Вокруг Ривейры и извивающихся, суетливых, щиплющих и поглаживающих его тело рук мельтешили пылинки.

Кейс осторожно повернулся и посмотрел на Молли. Ее лицо было бесстрастным; выгнутое отражение происходящего набухало и растягивалось в ее очках. Армитаж подался вперед, его пальцы сжимали ножку бокала, взгляд бледных глаз прикован к сияющей комнате на сцене.

Внезапно руки и ноги женщины напряглись, и Ривейра содрогнулся. Появилась голова, и образ мечты Питера был завершен. Лицо Молли – гладкие серебряные вставки закрывали глазные впадины. Ривейра и псевдо-Молли принялись совокупляться с обновленной энергией. Наконец рука с красным маникюром медленно поднялась над спиной партнера и исторгла из-под ногтей пять лезвий. С томной, сонной неторопливостью эта рука раскроила своими лезвиями голую спину Ривейры. Кейс мельком заметил обнажившийся позвоночник, но в следующее мгновение он уже был на ногах и бежал к двери.

Его стошнило через палисандровые перила прямо в тихую гладь озера. Нечто, до сих пор словно бы облеплявшее его голову подобно вате, наконец исчезло. Стоя на коленях и прижимаясь щекой к прохладному дереву, он смотрел поверх глади озера на сверкающее зарево над рю Жюль Верн.

Кейсу доводилось видеть медиумов и раньше; когда он был подростком, в Мурашовнике их представления назывались «Сны наяву».

Кейс вспомнил одно из таких представлений на улице Ист-Сайда: вел его, работая под аккомпанемент ритмичной музыки, пуэрториканец – его девушка из сна наяву дергалась и поворачивалась в кругу хлопающих в такт зрителей. Но для всего этого требовался вагончик с оборудованием и неуклюжий шлем с тродами.

То, что воображал Ривейра, зрители воспринимали непосредственно, без какого-либо вспомогательного оборудования. Кейс помотал раскалывающейся от боли головой и сплюнул в озеро.

Он догадывался о финале, о конце спектакля. Ясно прослеживалась извращенная логика происходящего, вывернутая симметрия: Ривейра вызывает к жизни девушку своей мечты, а она разделывает его тело на части. Теми самыми руками. Воображаемая кровь заливает старые простыни с вышивкой и кружевами.

Из ресторана послышались оживленные выкрики, аплодисменты. Кейс поднялся на ноги и поправил на себе одежду. Затем повернулся и вошел обратно в «Vingtiйme Siиcle».

Стул Молли был пуст. Сцена – тоже. За их столиком в одиночестве восседал Армитаж. Он все еще глядел на сцену, зажав между пальцами ножку бокала.

– Где она? – спросил Кейс.

– Ушла, – сказал Армитаж.

– Пошла за ним?

– Нет.

Раздалось звонкое дзынь. Армитаж посмотрел вниз, на бокал, который держал в руках. Его левая рука подняла над столом стеклянную полусферу с остатками вина. Отломленная ножка бокала остроконечной льдинкой осталась торчать на скатерти. Кейс осторожно взял обезножевший верх бокала из руки Армитажа и установил его на стакане с водой.

– Скажите мне, Армитаж, куда она пошла?

В ресторане вспыхнул свет. Кейс заглянул в бледные глаза. В них ничего не было. Совершенно ничего.

– Она ушла, чтобы заняться подготовкой. Ты с ней больше не увидишься. Но во время операции вы будете работать вместе.

– Зачем Ривейра поступил с ней так?

Армитаж поднялся из-за стола, поправляя лацканы пиджака.

– Тебе нужно выспаться, Кейс.

– Операция когда, завтра?

Армитаж улыбнулся своей ничего не значащей улыбкой и пошел прочь, в сторону выхода.

Кейс, потирая лоб, огляделся. Обед шел дальше своим чередом, мужчины шутили, женщины улыбались их шуткам. Он заметил балкон, на котором, почти не нарушая темноту уединения, по-прежнему горели свечи. С балкона до Кейса донесся тихий звон серебра, приглушенный разговор. Свечи отбрасывали на потолок танцующие тени.