Нейромантик - Страница 44

– А теперь, – торжественно сказал Диан, – самый животрепещущий вопрос этих дней. Что такое, спрашиваешь ты себя, есть Зимнее Безмолвие? Я прав?

– Более или менее.

– Искусственный разум, но это ты уже знаешь. Итак. Твоя ошибка, логическая ошибка, заключается в том, что ты в своем сознании совмещаешь бытие Зимнего Безмолвия с его электронной основой в Берне.

Диан шумно, с причмокиванием посасывал бонбон.

– Тебе уже известно, что «Тесье-Ашпул» владеют еще одним ИР, не правда ли? В Рио. Я же, если только понятие «я» применимо ко мне – вопрос скорее метафизический, сам понимаешь, – я – это то, что организует действия Армитажа. Или Корто, который, кстати говоря, чрезвычайно нестабилен. Впрочем, он будет достаточно стабилен, – продолжил Диан, вытягивая из жилетного кармана инкрустированные золотые часы и щелчком открывая их, – еще примерно сутки.

– Мне не ясна конечная цель этого дела. В чем смысл твоих действий? Если ты такой умный, черт возьми…

– То почему не богатый? – Диан рассмеялся и с хрустом раскусил свой бонбон. – Ну знаешь, Кейс, я отвечу тебе, и думаю, что мой ответ не будет одним из того множества ответов, которые ты уже успел себе надумать. Зимнее Безмолвие – это не часть другого, так сказать, потенциального бытия. Я (позволь мне этот термин), если так можно выразиться, один из аспектов разума этого бытия. Это, пожалуй, в понятных для тебя аналогиях, похоже на то, как если бы ты имел дело с небольшой частью левой доли человеческого мозга. В подобном случае вряд ли имеет смысл говорить, что ты имеешь дело с человеком, – Диан улыбнулся.

– История Корто – правда или нет? Ты проник в него через софтовый микромодуль во французском госпитале?

– Да. И я создатель досье, найденного тобой в Лондоне. Выражаясь привычным тебе языком, я пытаюсь планировать ситуацию, но, говоря откровенно, это не мое амплуа. Я скорее импровизатор – вот мой главный талант. Видишь ли, мне гораздо проще разобраться с внезапным изменением обстоятельств, чем составить какой-то план… Уж так я устроен. Я способен перерабатывать огромные объемы информации, и перерабатывать очень быстро. Однако у меня ушло чрезвычайно много времени на то, чтобы собрать команду, в которую ты сейчас входишь. Корто был первым, и на нем все дело чуть не провалилось. Слишком далеко у него все зашло там, в Тулоне. Ел, испражнялся и мастурбировал где только мог. Но основа его мании была все та же: «Броневой кулак», предательство, слушание в Конгрессе.

– Он все еще безумен?

– Его нельзя рассматривать как личность, – Диан улыбнулся. – Я уверен, ты уже в курсе его слабостей. Но Корто – лишь часть операции, и обстоятельства складываются так, что скоро я буду уже не способен поддерживать тонкое равновесие в его мозгу. Он сорвется, очень скоро, Кейс, и поэтому я рассчитываю на тебя…

– Это хорошо, ублюдок, – сказал Кейс и выстрелил Диану прямо в рот.

То, что Жюль говорил о мозгах, оказалось правдой. И о крови – тоже.

– Сестренка, – сказал Малькольм. – Что-то я стремаюсь…

– Все в порядке, – сказала Молли. – Все так и должно быть. Эти ребята так работают, это их стиль. Он как будто бы мертв, но это длится всего несколько секунд…

– Я втыкал в экран, ЭЭГ-сигнал типа показывал смерть. Сорок секунд никаких шевелений…

– Сейчас с ним все в порядке.

– Да ведь линии ЭЭГ были прямыми, как фиговы стропы, – возразил Малькольм.

10

Он пролежал без памяти все то время, пока они проходили таможню, поэтому за него говорила Молли. Малькольм остался на борту «Гарвея». Таможенный досмотр по прибытии на Вольную Сторону сводился в основном к проверке кредитоспособности. Первое, что Кейс увидел перед собой после того, как они оказались на внутренней поверхности Веретена, был филиал кофейного франчайзинга «Прекрасная дева».

– Добро пожаловать на рю Жюль Верн, – сказала Молли. – Будут проблемы с ходьбой – просто смотри себе под ноги, и все. Здешние виды – подлая штука, если ты к ним не привык.

Они стояли на широкой улице, казавшейся дном глубокого ущелья или каньона; магазины и здания по ее сторонам плавно уходили вверх, образуя склоны. Свет бил сверху сквозь массу зелени, ниспадающей с балконов и специальных стоек вверху, смонтированных повсюду. И солнце…

Слишком яркое, ослепительное сияние, заливающее все вокруг, источала тщательно воспроизведенная лазурь небосклона французской Ривьеры. Кейс знал, что солнечный свет направляется сюда посредством системы зеркал Ладо-Эчисона, смонтированной на прочной двухмиллиметровой арматуре по всей длине Веретена (при этом эффект неба вокруг источника света непрерывно генерируется на базе библиотеки видеозаписей), и что если небо выключить, то через осветительную арматуру станут видны изгибы озер, крыши казино, другие улицы – но тело Кейса отказывалось воспринимать все эти здравые мысли.

– Господи, – сказал он, – мне все это нравится еще меньше, чем СКА.

– Привыкнешь. Я целый месяц работала здесь телохранителем у одного игорного воротилы.

– Мне хочется скорее куда-нибудь под крышу, прилечь.

– Лады, ключи от номера у меня уже в кармане. Что с тобой случилось, приятель, там, на буксире? Тебе приплюснули мозги?

Кейс покачал головой.

– Еще не знаю. Погоди с этим.

– Хорошо. Возьмем такси, или как тут у них называется то, на чем ездят.

Молли взяла Кейса за руку и перевела его на другую сторону рю Жюль Верн, к витринам с последними образцами французских мехов.

– Невероятно, – сказал Кейс, снова задирая голову.

– Еще бы, – отозвалась Молли, решив, что он имеет в виду меха, – их выращивают на коллагеновой основе, но из ДНК норки. А что?